Сашка пробился сквозь кусты и, ухватив собак за ошейники, силой приволок их в лагерь и привязал на поводок рядом с балаганом.

– Чтоб не озорничали ночью, – объяснил он столь крутые меры. – Днем и так изрядно по лесу блукали да гнезда зорили, пускай отдышатся немного.

Собаки, высунув языки, преданно следили за тем, как Шурка выгреб из котла остатки мясной каши и выложил перед ними на плоский камень. Через мгновение от каши не осталось и следа, а лайки, положив головы на лапы, прикрыли глаза и, казалось, задремали. И только стоящие торчком уши говорили, что Белка и Соболь по-прежнему настороже, чутко прослушивают тишину и ловят тревожные запахи.

– Что это было? – спросил Алексей Сашку, кивая на рощицу.

– А, – махнул тот рукой, – я сначала думал, медведь, испугался сильно, а потом понял – сохатый или марал приходил. Тут неподалеку солонцы. – Он с надеждой посмотрел на карабин, который Алексей продолжал держать в руках. – А то сходим, скрадем марала?

– Зачем? – удивился Алексей. – Куда нам столько мяса?

– Не пропадет, – по-взрослому серьезно ответил паренек, – засолим, подвялим, подкоптим...

– Не выдумывай, охотник, – остудил его пыл Иван. – Мы с вами не на охоту вырвались, а на рыбалку. Так что всем – в балаган! И чтоб через пять минут ни единого звука не слышал. – Он взял из рук Алексея карабин. – Я пару часов посижу у костра, посторожу, а то как-то тревожно мне стало! Вдруг и вправду мишка бродит. А после ты меня сменишь.

– Договорились, – кивнул Алексей, соглашаясь с неожиданным решением приятеля. По правде, ему тоже стало не по себе после недавнего происшествия. И объяснения Сашки его не слишком убедили. Собаки все-таки вели себя странно. И хотя его таежный опыт был крайне мал, он понимал, что на дикого зверя лайки бросились бы без промедления. Бывалые охотники утверждают, что всегда могут угадать, кого облаивает собака: медведя, сохатого, загнанную на дерево росомаху или затаившуюся рысь. Здесь же точно что-то сдерживало лаек и явно пугало. Что-то или кто-то? И это была последняя мысль, промелькнувшая в усталой голове Алексея, потому что в следующее мгновение он уже крепко спал.

Глава 21

Алексей проснулся от ворчания Ивана. Редел сумрак убегающей ночи. Над тайгой сочился бледный рассвет. Еще минута-другая, и небо распахнется на востоке алым цветом зари. Природа постепенно просыпалась. Полусонно прострекотала кедровка. Шумно пронеслась над головой стайка черноголовых синиц, прошмыгнул по шершавому стволу бурундук. Но собаки еще добирали последние минуты сна, свернувшись в клубок у балагана. Лошади стояли, сбившись вместе, понурив головы, – тоже дремали. Две из них лежали. К одной из кобыл приткнулся жеребенок. Все было тихо и мирно, но Ивану отчего-то не спалось. Он ходил возле балагана, ворчал и оглядывался по сторонам, словно искал чего-то.

Заметив, что Алексей поднял голову, направился к нему.

– Как спалось на посту? – спросил он язвительно и примостился рядом на бревне, которое близнецы еще с вечера приволокли из леса именно для этих целей.

Алексей не ответил. Оправдываться не имело смысла. Сон и вправду сморил его внезапно, но спал он немного, минут двадцать, не больше... Собаки и лошади вели себя спокойно, небо посветлело, и он не выдержал, расслабился... Ивану легко зубоскалить, дежурить ему досталось с вечера. Алексею же – в самое тяжелое время, перед рассветом, которое моряки не зря прозвали «собачьей вахтой».

Алексей подбросил пару веток сушняка в совсем было угасший костер, затем встал на колени и подул на угли. Попытка удалась, и огонь вновь заплясал по веткам.

Иван, следуя его примеру, положил на костер несколько более крупных сучков, и пламя заиграло вовсю. Вавилов протянул к огню руки.

– Чего ни свет ни заря поднялся? – спросил Алексей. – Вполне еще можно пару часов поспать.

– Да не спится что-то, – ответил Иван с досадой. – У парней колени, что шило, все бока мне истолкли. Лягаются, ворочаются... Сон мне перебили.

– Так ты из-за этого ворчал?

– Да нет! – Иван похлопал себя по карманам, достал жестяную коробку папирос «Антракт» и недовольно сообщил: – Последняя осталась. Еще день, другой, и на местный тютюн перейдем. – Он вздохнул и достал папиросу, но не закурил, а заложил ее себе за ухо. – Ворчал я, Алеша, по другой причине. Опять нашим баглаям пошутковать вздумалось. Сапоги мои на кедрушку забросили, еле достал, портки развесили, от росы все промокли, а рубаха вовсе куда-то запропастилась. Всю поляну обошел, в балагане смотрел, нет нигде! Пришлось запасную надевать! Ну, паршивцы! Ну, шкоды! – Он погрозил в сторону балагана пальцем. – Пускай только проснутся! И когда только успели? Спать вместе легли. И ночью вроде не выскакивали. Ты не заметил? – посмотрел он на Алексея.

– Не видел, – покачал тот головой. – Разве под утро, когда я задремал...

– Под утро я сам не спал, – проворчал Иван, – может, они ночью резвились? Ты ведь к балагану спиной сидел, мог не заметить?

Алексей пожал плечами.

– Странное какое-то баловство. Они же сами с вечера предупреждали, чтобы одежду и обувь внутрь занесли. Иначе промокнет от росы. Тем более они знают, что ты рассердишься. С чего им обострять отношения? Тут не станица, все на виду.

– И то верно! – согласился Иван и наконец закурил. Затем поднялся на ноги и обвел недоуменным взглядом поляну. – Из леса незаметно никто прийти не мог, тем более залезть в балаган. Собаки непременно всполошились бы. И лошади. А штаны и рубаха у меня в изголовье лежали. Жарко было, я потому до исподников разделся... И сапоги тоже у входа поставил... Встал, гляжу, обувь парней на месте, а мою – как корова языком слизнула. Вышел искать, смотрю – на ветках развешана за ушки. Ничего не пойму! Нечистая сила, что ли, созоровала?.. – И уже с большим убеждением в голосе произнес: – Конечно же, казачки сработали. Ну, бестии прямо! Истинные баглаи!

– Перестань суетиться! – остановил его Алексей. – Проснутся ребята и все прояснят. Найдется твоя рубаха, куда ей деться?

– Я тебе поражаюсь. – Иван опять опустился на валежину и бросил окурок в костер. – Откуда в тебе столько спокойствия? Я себе места не нахожу от всей той бредятины, что на каждом шагу случается, а тебе хоть бы хны! У меня злости не хватает: думал отдохнуть как следует, выспаться и о делах наших забыть! Нет, не получается! Первый раз в жизни знаю, кто убийцы, а подступиться к ним не могу и, главное, чувствую себя полнейшим дураком. Индусы, Глухарь, потом этот дикарь, убийство Голдовского... Целый кокон накрутили, а сколько еще ниточек в него не вписалось? Мальчонка, что с моста сиганул, бабки, неизвестно кем убитые, книги, которые у Чурбанова похитили, пушка, снаряды... Зачем, спрашивается, Корнуэллу переть их в тайгу?

– Иван, – Алексей строго посмотрел на него, – по-моему, в мозгах у тебя что-то сдвинулось. Прекрати себя изматывать! Я думаю, нам ничего не стоит изменить маршрут и пройти к озерам чуть правее. Ну, потратим еще один день. Два дня нам вполне хватит, чтобы отоспаться и рыбу половить.

– Пожалуй, верст на десять придется вернуться или чуть больше, но где наша не пропадала? – Глаза Ивана ожили. Похоже, он совсем не удивился предложению Алексея. – Парней с лошадьми оставим где-нибудь поблизости, а сами смотаемся до этого Шихана налегке. Посмотрим, что к чему, и назад. Только бы ребята не заартачились.

– Думаю, уговорим! Любопытства у них больше, чем у нас двоих, вместе взятых. Непременно согласятся, тем более до отца и матушки, которые их гоняют, далеко. Кто узнает, если мы не скажем, что они нам путь к Шихану показали.

– А если все-таки заладят: «За Шихан нам ходу нет!» – засомневался Вавилов.

– Тогда найдем более веский довод. Рубль, к примеру.

– Ну, от такого довода они точно не откажутся. – Иван рассмеялся с явным облегчением.

И Алексей понял, по какой причине плохо спал его товарищ. События последних дней не давали ему покоя. Он даже осунулся, а глаза ввалились, словно он не отдыхал от службы все это время, а выполнял одно из труднейших сыскных заданий. Вероятно, так оно и было. Долг и совесть сыщика не позволяли ему прекратить расследование по факту смерти Голдовского. Только это задание он определил себе сам и переживал, что Алексей не поймет его и откажется распутывать на пару с ним эту незримую сеть, сотканную и наброшенную на всю округу таинственными ратниками в черных раскольничьих балахонах и с серебряными кольцами на указательных пальцах.