– А может, у них своя служба есть, которая секретными делами занимается? Ты ведь не разобрал, что в той бумаге написано, которую Глухарь тебе показал.
– Не разобрал, но бумага гербовая! Простому мошеннику ее вовек не раздобыть. Потом печати... Вверху и внизу... Такое не нарисуешь! – Иван вздохнул. – Важная птица этот Глухарь! Я еще в Североеланске понял, что офеня он липовый. Очень уж морда у него холеная!
В словах Ивана проскользнула неподдельная тоска, и Алексей с удивлением спросил:
– Ты что ж, его морде позавидовал?
Иван весьма выразительно посмотрел на него, хмыкнул, но ничего не ответил, а повернулся и крикнул в сторону леса:
– Шурка, Сашка, выходи за наградой!
Тут же из чащи вынырнули фигурки близнецов. Сашка нес под мышкой темный тючок.
– Это что ж вы на себя напялили? – поинтересовался Иван, кивнув на тючок.
– Да нам Васька, нашего станичного батюшки сын, старую отцову рясу дал, – охотно пояснил Шурка. – Мы с ним в бабки играем. Сашка ему пять своих бабок пообещал, если Васька рясу вынесет.
– Ну, молодцы, сработали замечательно. – Иван достал из кармана два гривенника и вручил близнецам. – Вот вам на пряники!
– Спасибо, дядька Иван! – в голос ответили близнецы. А Сашка поинтересовался: – Что? Мы побегли?
– Бегите! – разрешил Иван и спросил: – Это кому в голову мысль пришла в росте увеличиться?
– Сашке, – пояснил Шурка, – он рясу натянул, а она длинная, подол по траве волочится. Тогда он мне говорит: «Лезь ко мне на плечи!»...
– Молодцы! – опять похвалил Иван мальчишек и вытащил третий гривенник. – А это – премия за смекалку! Маскарад у вас лучше некуда получился! – И, отвесив Сашке шутливый подзатыльник, приказал: – Давай бегом до Васьки, пока батюшка своей рясы не хватился.
Близнецы стремглав умчались в станицу. И Алексей представил, с какой силой жгут их ладони гривенники, которые не на что будет растратить до самого утра.
Глава 19
– Все! – Иван резко взмахнул ладонью, словно разрубил все сомнения. – Завтра отправляемся на озера! Видал я к такой-то маме всю эту братию! – кивнул он в сторону выхода с сеновала. – Я тайменя поймать хочу! И к Маше не в мешке вернуться, как Голдовский!
– Выходит, оставим все как есть? – справился Алексей. – А как перед начальством отчитаемся?
– Этими делами охранка занимается, пускай они и отчитываются, да к тому ж, если Глухарь здесь с особым заданием, ему и карты в руки. Не хочет, чудило, чтобы мы ему помогали, его дело. Баба с возу, кобыле легче!
– Но все ж, давай подобьем бабки.
– Подобьем! – Иван подтянул подушку повыше и лег, закинув руки за голову. – Говори! У тебе это более ловко получается.
– Итак, что мы имеем на сегодняшний день? – Алексей посмотрел на Ивана. Вавилов грыз соломинку и с большим интересом глядел на него. – Во-первых, мы узнали, что ратники веры сами на рожон не лезут и подолгу не заявляют о себе, но если заявят, то мало не покажется. Пришли они сюда с Тобола, скрываются от гонений. С местными староверами знаются мало, живут обособленно, и об их образе жизни почти ничего не известно. Кроме того, поселение их находится за Шиханом и представляет собой чуть ли не крепость.
– Учти, Шихан недалеко от тех мест, куда мы с тобой завтра двинем! – Иван отбросил соломинку, вытащил другую и стал грызть ее столь же сосредоточенно, как и первую. Алексей подождал мгновение, но Иван ограничился только этим замечанием, поэтому он продолжал свои умозаключения:
– Про старца Ефремия Никита упомянул только однажды, когда сообщил, что его и Евпраксию солдаты забирали в острог. Видимо, старец умер или до сих пор в остроге. Евпраксии же непонятным образом удалось оттуда выбраться. Не думаю, что ее освободили по закону, наверняка сбежала.
– Я в этом даже не сомневаюсь, – подал голос Иван и принялся за третью соломинку. И проделывал это с таким усердием, словно ему определили дневной урок по этому весьма глубокомысленному занятию.
– Надо полагать, Евпраксия – предводитель ратников, поэтому в станице так ее боятся. Для женщины, согласись, явление необычное. К тому же ты видел когда-нибудь, чтобы барышня столь искусно владела оружием, скакала на лошади, дралась, как заправский мужик? Да и нрав, скажу я тебе, у нее тоже особенный. Помнишь, я рассказывал, как на джигитовке она на меня своими глазищами зыркнула. Прямо мороз по коже пробежал.
– Да, краля еще та! – протянул задумчиво Иван. – Хотел бы я посмотреть на того мужика, который с ней сладит. Или она, как те амазонки, с мужиком раз в год спит, и только с тем, кого сама выкрадет!
– Меня это меньше всего волнует, – усмехнулся Алексей. – И к нашему делу совсем не относится.
– А это как сказать! – Иван приподнялся и сел, в глазах его заплясали чертики. – Тебе в голову не приходило, что она Голдовского для этих целей умыкнула, а он как мужик ей не показался? Представляешь, аппетит у нее за год разыгрался, мужика вроде приглядела, а у него с испугу, сам понимаешь... – Иван расхохотался. – Чего глаза вытаращил? Вполне приличная версия! Я на ее месте тоже б взъярился, и будь у Голдовского семь шкур, все бы еще с живого содрал!
– Не болтай ерунды, – поморщился Алексей. Ему не понравилось несколько игривое отношение приятеля к последним событиям. Голдовского он жалел, потому что за те полчаса, что они провели в музее за разговором о древних книгах, тот ему показался мягким и вежливым человеком, истинным ученым, знатоком своего дела. И Алексей до сих пор не мог взять в толк, как этот воспитанный, тонкий человек мог убить двух старух, а после поджечь их дома. Не вязалась эта жестокость с образом Голдовского, хотя Алексею уже не раз случалось встречать убийц с кротким и невинным взором. Этаких волчар в овечьей шкуре, ради добычи готовых порвать любого.
– Что ты злишься? – Иван примиряюще улыбнулся. – По правде, меня уже тошнит от нашего отпуска. Если б я Маше и ребятишкам не пообещал тайменя привезти, хоть завтра бы отсюда лыжи навострил. Гори все синим пламенем: и ратники, и Евпраксия, и Глухарь этот долбаный с его секретами. Домой хочу! – Он откинулся на спину и потянулся. – Лучше пусть Тартищев каждый день гриву чешет, чем блох на этом сеновале кормить. – Он почесался, словно и впрямь страдал от блох, хотя близнецы исправно таскали на сеновал свежую полынь, которая отпугивала насекомых.
– Я не злюсь, – ответил Алексей. – Я понять хочу, зачем эта экспедиция сюда пожаловала? По-моему, это сплошные враки и про диких людей, и про насекомых... Жаль, не удалось узнать, что они прячут в тех ящиках. А вдруг и впрямь снаряды! Но для чего им понадобилась пушка? Какие крепости штурмовать?
– Если верить Никите, крепость здесь одна! И как раз за Шиханом. Мы ведь не знаем точно, куда дальше двинет экспедиция. В тайге изменить маршрут раз плюнуть, и главное, никому до этого нет дела.
Алексей с подозрением уставился на приятеля.
– Ты на что намекаешь?
– На то и намекаю! – Иван перевернулся на живот и снизу вверх посмотрел на Алексея. – Сразу за опушкой они повернут на Шихан, и, судя по их снаряжению и количеству оружия, это не экспедиция, а военный отряд. Заметил, как они подчиняются командам и как четко их выполняют? Нет, Алеша, я в те ящики даже заглядывать не буду, но скажу, что в них находится.
– Постой! – Алексей покачал головой, пытаясь свести воедино предположения Ивана. Хотя какие предположения? Похоже, Иван уже не сомневается в своей версии. – Ты думаешь, они знают о ратниках что-то никому не известное? То, из-за чего надо было затевать весь этот спектакль? Зачем, скажи, Корнуэллу тащить в нашу глухомань индусов? Не проще ли было нанять в России пару дюжин бравых ребят, готовых за деньги на все! И внимания к себе не столько бы привлек, и подозрений меньше...
– Не-ет! Тут свой умысел, Алеша! Дело, видно, и впрямь непростое и большим барышом попахивает. Индусы – верные люди Корнуэлла, те, с которыми он огонь и воду прошел. Ты одного Ахмата вспомни! Первейший цепной пес. Только свистни, любому горло порвет! Одно не пойму, чем их ратники привлекли? Чего ради Корнуэлл такие деньги потратил? Что ж такое замечательное эти ратники веры стерегут, если за этим «чем-то» аж из Англии пожаловали?